Это не должно произойти! Тем более, именно сегодня. И притом здесь, в Дельфах. На карту поставлено слишком многое. Панос глянул на Григориса и заметил полыхающую в глазах сына ненависть – он тоже узнал Джонса.

– Отец, видишь…

– Да. Теперь слушай внимательно. Ничего не делай, пока я не скажу. Важно очень точно выбрать момент.

Не отрывая глаз от Джонса, Григорис медленно кивнул.

– Понял. Мы здесь, и этого достаточно, – без особой уверенности повторил он слова Паноса. Но теперь и сам Панос не был убежден в их правоте.

Думас тащился по руинам вслед за свитой, а Белекамус то злорадно вспоминала дни, когда она была главным археологом Дельф, то сетовала об ущербе, нанесенном Дельфам землетрясением. Больше никто не замечал ее злорадства, но для Думаса ее спесь была очевидна. Он-то прекрасно знает, что входит в сферу ее компетенции, а что не входит. Ничто не доставит ему такого удовольствия, как ее отъезд из Дельф на веки вечные или хотя бы до тех пор, пока он не перестанет здесь распоряжаться.

Уж он-то показал бы Дельфы королю совершенно иначе. Что может знать этот чертов Мандраки? Ему совершенно незачем идти рядом с королем. А еще этот Джонс. Наверно, он еще жив лишь потому, что король хотел его видеть, а Белекамус лишние расспросы не нужны.

Но выглядит Джонс прямо как лунатик – брюки слишком коротки, а рубашка висит мешком. Ботинки в грязи. В другом месте его бы и близко к королю не подпустили. И дело не только в одежде. Джонс еле тащит ноги, будто пару суток не спал. Черт побери, что он делал после бегства в чужом экипаже?

Подходя к храму, Белекамус заговорила о расщелине, сильно раздувая факт, что испарения похожи на исторические описания миазмов в храме оракула Аполлона. Дориана даже забралась в мифологию, упомянув пасоку, жизненную силу богов. Думас едва не расхохотался. Она еще ни разу не говорила о Дельфах в столь романтическом ключе. Должно быть, влияние Джонса.

– А как действуют испарения на тех, кто их вдыхает? – поинтересовался приволакивающий ногу король.

– Определенно можно сказать лишь одно: дурных последствий они не вызывают. Наоборот, самочувствие улучшается, но этот эффект может быть и чисто психологическим. Однако, следует признаться, господин Джонс считает иначе, и если вас это заинтересует, позже он поделиться своими мыслями. Ему кажется, что миазмы обладают целительнной силой.

«Весьма умно», – отметил Думас. Даже не упомянула о том, что произошло с ней самой. Вероятно, боится, что ее сочтут дилетанткой, если она сознается, что надышалась миазмов и пару дней ходила, как помешанная. Даже не призналась, что сама вдыхала их. Но при чем тут Джонс?

Теперь уже ясно – Белекамус не собирается заявлять, что она – пифия. Итак, Панос проиграл. Вопреки его надеждам, она не склонна ему помочь. Да и с какой стати? Каменщик ждал от нее помощи лишь по собственной идиотичности.

– Когда извергаются эти миазмы? – спросил король.

– Похоже, они начинаются и кончаются довольно нерегулярно. Разве не так, Стефанос?

Зачем она сказала это, заставляя соглашаться с заведомой ложью? Он прокашлялся.

– Ну, скажем, они с каждым разом происходят все реже и реже.

А следующее вот-вот начнется; и Белекамус не может не знать об этом. Может быть, из-за связанных с визитом короля хлопот она просто забыла? Думас ломал голову, стоит ли упомянуть об этом. А если он ошибается? Король решит, что он дурак. Думас рискует даже лишиться должности, если король решит подождать извержения, а оно не произойдет. Нет, не стоит рисковать.

Когда Белекамус повела короля мимо покосившихся колонн храма, Думас подошел к ней поближе и, улучив момент, напомнил о времени извержения, давая возможность исправиться. Но Дориана шла вперед, словно боялась задержаться, и сообщила королю, что с вершины вала будет видна расщелина.

– Господин Джонс, почему бы вам не рассказать Его Величеству о своих переживаниях? – предложила Белекамус, беря короля за руку и увлекая его на земляной вал. – Ведь вам известно об этом больше всех.

Думас не верил собственным ушам. Сперва дорогу указывает полковник, теперь вперед лезет ничуть не более квалифицированый Джонс. Надо держаться от них поодаль. Стефанос неохотно брел следом за остальными, остановившись на полпути к вершине вала, рядом с двумя адъютантами короля.

Король вглядывался в провал, а Джонс рассказывал о своем падении. Он описал доску, изумив Думаса точным пересказом значившегося на ней прорицания. Однако короля это не очень интересовало. Он выслушал описание падения на козырек и перебил Джонса вопросом, как именно на него подействовали испарения.

– По-моему, они обладают целительной силой, – не слишком уверенно заявил Инди. – Видите ли, во время падения я сильно расшибся, но очень быстро поправился.

– И никаких побочных эффектов?

Джонс отрицательно покачал головой. «А по виду не скажешь, что ты поправился», – мысленно возразил Думас.

– Я бы хотел испытать их на себе, – заметил король.

«Если б вы знали, как они повлияли на Белекамус, то вряд ли горели бы таким желаниеем», – подумал Думас, и внезапно понял, что Белекамус что-то затеяла. Король явно собирается посмотреть на миазмы, а то и подышать ими.

Теперь Белекамус заговорила о доске и о возвращении оракула.

– Надо сказать, что жители деревни верят в древнее пророчество о возвращении пифии после землетрясения, когда сюда приедет король.

Король улыбнулся.

– Неужели?

Думаса судорожно передохнул, осознав, что ошибался. Она все-таки собирается признаться.

И в этот миг, словно речь о миазмах вызвала их, снизу донесся пресловутый гул и шипение. Началось извержение. Она так и планировала. Быть может, она действительно пифия. Но когда испарения окутали их по щиколотку, Белекамус сошла вниз. Мандраки встал перед ней, преградив путь адъютантам короля, и приказал:

– Оставьте их.

– Ваше Величество, – позвал один из адъютантов, когда туман заклубился, скрыв короля по грудь.

Но король не обратил на него внимания. Внезапно Белекамус отвернулась от Мандраки и нырнула в туман, скрывший короля и Джонса. Все произошло так быстро, что Думас почти не обратил внимания на появившихся рядом Паноса и Григориса.

Внезапно в храме воцарился хаос. Панос рванулся на вал, но Мандраки отшвырнул его вниз. Адъютанты яростно пробивались к королю. Мандраки пытался их удержать, но тут на него грудью налетел Григорис.

Панос вновь устремился на вал и на этот раз скрылся в тумане. Мандраки, обиваясь от Григориса и обоих адъютантов, этого не заметил. Оцепеневший Думас с недоверием взирал на происходящее, и вдруг воздух пронзил жуткий, какой-то нечеловеческий вопль. Думас ощутил, как по спине побежали мурашки, – это Белекамус преображается в пифию. Это свершилось, именно так, как Панос и планировал. Послышался голос Паноса, провозглашающего приход пифии.

Нет! Надо остановить его! Надо отнять власть у Паноса. Думас принялся карабкаться по склону, спотыкаясь и оскальзываясь. Из тумана доносился невнятный лепет Дорианы и голос короля. Думас вскарабкался наверх, выпрямился и устрмился в туман в том же направлении, что и Панос.

Клубящееся облако скрыло остальных. Суматоха снаружи казалась далекой и несущественной. Даже король, стоявший рядом с Инди, выглядел призрачным, смутным силуэтом. Инди слышал, как король старается дышать поглубже, набирая полные легкие испарений.

– Сэр! Ваше Величество! – Как его положено называть? Король не обращал на него никакого внимания. – Извините, Ваше Величество!

Надо рассказать ему об опасности! Но как же тогда спасти Шеннона, Конрада, да и себя самого? Их жизни под угрозой, независимо от того, что будет с королем.

– Моя нога уже исцеляется, – в голосе короля сквозило ликование. – Это просто чудо.

Не успел Инди сказать ни слова, как в тумане закружился еще один силуэт. Это была Дориана. Волосы стояли дыбом, голова безвольно моталась из стороны в сторону, по подбородку стекала слюна, глаза выкатились из орбит, из груди рвался вой.